Просмотреть всю тему "Интересный рассказ про лудомана" »»

Re: Интересный рассказ про лудомана   ID:23519   ответ на 23508 Пт, 3 апреля 2009 23:30 [#] Monte-Kristo  (иконки IM) Форумы CasinoGames ну, если ссылки делать нельзя, то выкладываю первую часть тут. Кто уже читал – прошу прощения за невольный повтор. Да не может этого быть!! Не может быть!!! Я схватил с правого сиденья смятую спортивную сумку, прошарил рукой внутри, выдернул твёрдую клеёнчатую подкладку, проверил внутренний карман на молнии, наружный, боковые. Ничего! Везде пусто! А! – конечно! Выпало, когда вытаскивал! Переметнулся в задний салон, выдернул коврики, прогрёб под сиденьями. Сиденья до упора вперёд, потом до упора назад. Бардачок, карманы на дверях, за сиденьями – пусто, пусто, пусто!!! Ну не мог же я вытащить и проиграть 247 тысяч долларов! Это же двадцать пять пачек! А я взял только половину неполной пачки – три из семи тысяч. Потом, правда, спускался, взял оставшиеся четыре. И ещё потом…пару раз… Но двести сорок тысяч долларов! А в тот раз, когда взял по три пачки в каждый карман – шестьдесят тысяч – я же набрал фишек по полтиннику. А расставлял по четыре столбика за ставку! По восемьдесят фишек! Я стиснул голову и замычал. 4 тысячи за ставку! А сгребали их у меня в металлическую горловину приёмника раз шесть или семь – точно! Но мне же так пёрло! Я же за два захода взял сорок тысяч! Да! – ещё подумал: приеду и скажу: - Вот это из банка на новую квартиру, а это – на ремонт с мебелью! - Откуда? – округлит глаза Наташка. Глаза округлить – хлебом не корми. И тёща недоверчиво, по-волчьи, скосится: - Откуда ещё?! Что опять за бредни?! - Оттуда! Пока в пробке стоял, проценты наросли! – скажу я заготовленную фразу и тресну об стол пачками денег. Да. Именно так. Сказать о пробках и треснуть пачками денег. Да. Остроумно и свежо. Я откинулся на подголовник, изо всех сил рванулся вперёд и треснул лбом о баранку. Вот так свежей. И остроумней. Сорок тысяч я выиграл тогда, когда сумка уже опустела! Правильно: я спустился к машине, зная, что в сумке ничего нет. Поехал на работу, выгреб из сейфа дневную выручку – миллион рублей с лишним – и на эту выручку почти столько же и выиграл! Мне нужно было ещё ушестерить эту сумму и только тогда я оставался бы при своих! Я замычал. Утром Сурхан приедет за выручкой. Сейф пустой. Телефон, всю дорогу стоявший на вибрации, снова затрясся в кармане, как заложник с завязанным ртом. Я выковырнул из кармана ненавистный кусок пластика, сбросил входящий. 18 непринятых звонков, 20 сообщений. 11 – от жены, 4 – с мобильного сына, 1 – от Эдика, два от тёщи. Времени – половина первого. Как же так?! Как же быть?! Мы продали нашу крохотную проходную двушку на Лестева, чтобы сделать ранний взнос в строящуюся «Химкинскую Звёздочку». В полседьмого встретились с покупателями, юристы с обеих сторон проверили оформленные документы, мы взяли деньги из ячейки. Поехали домой. То есть, уже не домой - а на Кравченко, к тёще, там договорились пожить полгода до сдачи «Звёздочки». Жену вызвонили с дороги на сложный случай ( она – анестезиолог в 1-й Градской), до Кравченко оставалось ехать минут 8 по маленькой дорожке. - Не крутись, я быстрее на троллейбусе доеду! – выскочила на переходе, перебежала улицу, прыгнула в подкативший троллейбус, уехала. Через пятьдесят метров казино «Фараон». Бывший ресторан «Гавана». Я остановился. Но как же так?! Я схватил сумку, вывернул её наизнанку, прощупал швы. Я не мог проиграть триста тысяч! Не мог, не мог, не мог!!! Когда в детстве читал рассказ «Любовь к жизни» Джека Лондона, всегда раздражало нелепое описание повторяющихся поисков патрона в пустом стволе винтовки. Если увидел, что нет – значит, нет! Человек не ищет то, чего нет! Но триста – или хотя бы двести, сто, пятьдесят! – тысяч где-то здесь! Я вышвырнул из машины коврики, прогнал сиденья вперёд-назад, выставил всё барахло из багажника, вытащил запаску. По очереди снял с себя куртку, пиджак, вывернул карманы брюк. Пусто. Пусто, пусто, пусто!!! Но я же выигрывал! Я же хорошо ставил! На 36, на 36-35, на Зеро-2 снял больше семиста фишек! А, да – они все были двухдолларовые, я обменял их на десятки и снова поставил на Зеро-2. И снова снял! Я ж целый час выигрывал и выигрывал! Я же обменял кэшем четыре пластины по сто тысяч! Четыреста тысяч! Ну да, потом фишки кончились, разменял одну пластину. Потом разменял ещё одну - с неё возле бара угощал местную девчонку в колготках сеточкой. Удивительно похожа на Ритку Пловайко – мою школьную любовь. Так даже и имени её не понял – называл всю дорогу Риткой. Нос, губы, шея, даже две родинки за ухом – вылитая Ритка. И такая же по характеру – послушает, помолчит, сострит. Снова послушает. Давал ей кэшем пятьсот – не взяла. Спросила: «Ещё играть будешь, или уходишь?» -Ну, не знаю, поиграю, наверно. - Вот когда будешь уходить, тогда и дашь. Если вместе поедем - ещё дашь, если захочешь. Ночь – двести пятьдесят, часик – семьдесят. А так без толку – будешь потом по залу бегать, из меня свой кэш вытряхивать. - Бывает и такое? - Здесь всё бывает. - Зачем ты здесь? - А ты зачем? Помолчали. - Хочешь, стихи прочитаю, которые в пятом классе тебе…ну, то есть ей…написал? - Почитай, - пожала она плечами. - Рита улыбается - Солнце появляется. Но смеётся редко К сожалению, Ритка. Так что улыбайся чаще давай-ка, Наша красавица Ритка Пловайко! Рита рассмеялась: - Сильно завертел. Небось стеснялся до упаду, но я тебе скажу – все девчонки ей потом завидовали как из пистолета. Оканчивай играть – поехали. Тебе уже больше не попрёт – я вижу. …Но четыреста тысяч выиграл?! Почему не ушёл?! Четыреста тысяч!!!! Утроить хотел. Утроить хотел, сука?! Утроить хотел, сука, блять, ёбаный в рот?! Утроил?! Я бился головой о запаску, вытащенную из подпола багажника на мостовую под равнодушными взглядами охранников и каменных львов на пьедесталах. Суки, мимо них пронёс и оставил триста тысяч! Своими руками! Как теперь жить?! До скончания века у тёщи в двушке? В одной комнате – тёща с тестем, в другой – Светка, сестра жены с мужем и дочкой, а в холле мы: я, Наташка и Павлик. Что я скажу?! Как я это скажу?! Я метнулся к дверям казино. Пусть хоть десять процентов отдадут, они не могут не отдать десять процентов – это несправедливо. Десять процентов от трёхсот тысяч – всего тридцать тысяч, для них это мелочь. Да нет, должны отдать! Лопоухий охранник с добродушным щенячьим лицом сделал шаг вбок. - Мы не можем Вас пустить. - Как – не можете?! Я уже четыре часа здесь играю. - Мужчина, мы не можем Вас пустить. Это указание Администрации. - Где администрация? - Нам неизвестно. Это не наша компетенция. …А Сурхан? У меня в животе плеснуло кипятком. Максимум, что он даст – два дня. Да и то – на коротком поводке. Где я возьму миллион? У кого? Сурхан скажет: продавай квартиру. Ответить ему, что квартиру уже продал и немножко поиграл в казино? Снова затрясся телефон. Наташа. Я обессилено ткнул кнопку. - Да. …Извини, не мог подойти. …Ну, вот так, Натастая, не мог. …Всё хорошо, маленький, скоро буду. У вас там штатно прошло всё? …Да нормальный у меня голос… …Нет. …Да не был я ни в каких автоматах. Клянусь. Клянусь Павликом. ( - а что ж не поклясться – в автоматах-то я точно не был) …Да нисколько я не проиграл, потому что не был ни в каких автоматах!!!! …Да. …Да, всё. Всё проиграл. …Совсем всё. …В казино «Фараон». …Вот так. Не знаю как. Я выпустил трубку из руки. Она упала на пол, как камень в воду. Завёл двигатель и поехал по маленькой дорожке в сторону улицы Кравченко. Пятьсот метров от тёщиного дома до казино – неужели у тестя с тёщей мозгов не хватило сходить в «Фараон», проверить, вытащить меня оттуда?! Безразличные твари. Оторвали бы меня от стола, потеряли бы мы тысяч двадцать-тридцать. Ну, сорок. Я представил, что в сумке не хватает всего сорок тысяч, а двести семь – на месте, а Сурханов сейф целёхонек и заорал в полный голос: «А-а-а-а-а»!!! Чтобы не лопнуло сердце. Ведь так же могло быть. Могло. Я ехал и орал как ишак – с открытым полностью ртом и на одной ноте. Сердце пекло, я ехал по маленькой дорожке и орал. Повернул на Кравченко, загорелся датчик бензина. « Бензина нет», - подумал я. « Хотелось бензина, И не было денег, И нечего было продать…», - всплыли в памяти какие-то нелепые стишки. Нет, не бензина там хотелось, чего-то другого… Я проехал по Кравченко, свернул на Вернадского и покатился в сторону центра, аккуратно притормаживая у стоп-линий перед светофорами. Поймав себя на этой аккуратности, задумался: почему? Вот почему: хочу показать свою законопослушность и богобоязненность. Меня, мол, можно и нужно простить и вернуть к прежнему состоянию. Кому показываю? Ну, Богу, наверно. Ну-ну…Крыша моя едет. Я катился на скорости пятьдесят километров, слушая голоса в голове. - Надо кончать. Из этого не выбраться. Пока бензин есть, надо кончать. - А что бензин? При чём здесь бензин? - Да ни при чём. Вариантов покончить с собой больше. - То есть? …Моё собственное привычное «Я» было оттеснено в дальний угол. Нет, даже не так - оно, как ребёнок, сидело за маленьким столиком, не вмешиваясь в разговоры взрослых. Голоса звучали уверенно и жёстко, ментовские такие Голоса. - Ну, типа, разогнаться, и с моста в реку. На Метромосте ограждение проломить не проблема, вода уже холодная, удар будет сильным. Верняк. - Скажи ещё – в лобовую со стеной. - На такое не решится. Думаешь, и в реку тоже слабо? - Уверен. Да ещё и калекой останется, машину разобьёт. А машину по-любому Наташке нужно оставить, продаст хоть. - Ну да, ну да. Я прикрыл глаза. Вот так сходят с ума? Или я просто подошёл к черте, где всё уже совсем не так, как в обычной жизни? Повернул направо. Улица Строителей, перекрёсток с Ленинским. - Снотворное? - Нормальный ход. Бабский, конечно, но для него сойдёт. Но денег-то нет. Да и где он рецепт возьмёт? Проще шланг на выхлопную и другой конец в салон. - Кожа розовая будет, меньше ритуальщикам давать придётся. - Ну. Переехал Ленинский. По Панфёрова до светофора, потом под стрелку направо. Почему направо? Не знаю. А какая разница? Большой сине-зелёный круг на столбе: «АПТЕКА 36 и 6. Круглосуточно». Я остановился, заглушил двигатель. - Девушка, какое у Вас самое сильное снотворное без рецепта? Уже пачками пью, не помогает. - А что Вы принимаете? - Ну…Феназепам, тазепам. - Да Вы что?! Даже Ваши препараты – только по рецепту! Они не такие слабые, кстати. Без рецепта вот – персен, допустим. - Хорошо, спасибо, - сказал я и вышел. Пока обшаривал карманы, Голоса утихли. Сорок пять рублей. С копейками. Купил в палатке колу, вылил в сухое, саднящее от сигарет горло. А ведь, в самом деле, ничего другого не остаётся. Всё, пожил. А что скажет Павлик? Вернее – что скажут Павлику? - Твой дорогой папочка продал нашу квартиру, проиграл все деньги и покончил с собой, оставив нас без копейки. Ведь именно так – покончил с собой, оставив семью без копейки на чемоданах в тёщином коридоре и с Сурхановым долгом. Сильный мужской поступок, достойный пример для воспитания сына. На хуй. Мои родители из своей серпуховской развалюхи на Ворошилова ничем помочь не смогут. Когда ты, скотина, в последний раз им денег подбрасывал? На хуй всё. Я уставился на ритмично вспухающий, как яичница-глазунья, мутно-жёлтый сигнал светофора и думал. Не думал даже, а переваливал-перекатывал в голове шершавый валун ответа Голосам. Жить дальше невозможно, значит, нужно выбрать из вариантов, предлагаемых Голосами самый верный и… И всё. Вот и всё. Но как же они будут без меня? Павлику в школу на следующий год, у Наташки зарплата – 15 тысяч, квартиры нет. Что делать? А с таким отцом - лучше? Добытчик и опора, бля. Затрясся телефон. - Да, Наташа. …Да ничего. Еду. …Честно еду, скоро буду. …Ничего я не собираюсь с собой делать. Да, сейчас приеду, обсудим. …Не переживай, честно. Сзади погудели. Я вздрогнул, включил передачу, тронулся. …А что, может, в самом деле – приеду и скажу: денег, мол, нет. Проиграл в казино и ещё должен миллион Сурхану. Давайте соберем семейный совет, обсудим эту проблему. Всесторонне рассмотрим, все выскажемся. А ведь им даже и похоронить меня будет не на что. В долг будут брать. У тех же людей, которых потом позовут на поминки. Ну, как у людей положено – помянуть усопшего. С речами, со словами прощания. Блять. Самое мягкое из невысказанного за столом будет, наверно: лучше б этот баран не рождался вовсе, всем бы лучше было. А если сейчас направо – и вон из Москвы, по ночному Киевскому шоссе, разгоняя осенние листья по осевой?! Ведь где-то же будет впереди хорошая жизнь? Нет. Пробьёшь колесо, остановишься у задрипанного шиномонтажа (а! – на трассах это называют «Ремонт колёс»), полезешь за деньгами. Которых нет. Или просто остановишься залить бензина. Бензин заливают за деньги. И надо будет кого-то подвозить, или кому-то шестерить. И вспоминать, и вспоминать про Наташу и Павлика, про Сурхана и Наташу, про тёщу и чемоданы… Да нет, всё. Некуда ехать. Незачем, не с кем, не к кому. Невозможно дожить до утра, невозможно даже думать, как говорить, какое сделать лицо при этом, какие глаза. Исчезнуть. Исчезнуть насовсем. Пропал – и всё. Я поднял голову. Да! Никаких заездов в реку, снотворных и прыжков с крыши. Пистолета у меня нет, красивая пуля в голову исключена. Вешаться – пошло. У повешенного – где-то читал - перед смертью из тела выскакивают все испражнения – гадость, мерзость. Гадостей и так вдосталь. Не надо опознаний в морге, ритуальных автобусов, стояния у гроба и поминок. Надо доехать по Симферопольке до Серпухова и свернуть у Данков направо, затем у Борисово – налево к Лужкам, в заповедные мещерские места. Я там в детстве всё облазил, ночью не заблужусь, фонарик в багажнике есть. Есть там бочажина – болотце такое, его и днём не найдёшь, надо долго низом продираться сквозь малинник, потом в овражек, потом через бересклет. Сесть на бережку, влить в себя бутылку коньяку. Да – коньяку. На трезвяк могу киксануть. Резануть по венам и опустить руки в стылую октябрьскую воду. Кровь вытечет безболезненно, я тихо сомлею и завалюсь вперёд. Найдут меня не раньше, чем весной, сейчас в лесу народу мало. Опознание, думаю, не удастся. И не понадобится. И не получится. Я повеселел. Да! Именно так. Машину Наташа продаст, Сурхан покрутится, покрутится, ничего он ей не предъявит. Не те времена. В родных местах будет не так тошно, коньяк поможет. Нож есть, фонарик есть. Нужны деньги на бензин, и на коньяк. В час ночи Москва не спит, заработаю. - Ну, что, бляди - притихли?! – обратился я к Голосам. Голоса, точно, молчали. Правда, ещё остаётся вопрос, всегда меня интересовавший, но сейчас резко переехавший в практическую плоскость. Как быть с душой? Церковники ведь даже не хоронят самоубийц на кладбищах – страшный, мол, грех: душа мается и остаётся неприкаянной. А и точно, жутко представить – тело плюхнется в бочаг, а душа будет вечно витать возле Наташки, слышать её слезы, присутствовать при визитах Сурхана. И вот тогда уже совсем ничего нельзя будет сделать, а? Это же настоящий ад?! А, с другой стороны, японцы с их харакири и сэппуку не дурее нас, но с посмертным существованием души у них полный порядок. Не может быть, чтобы души разных стран и народов имели настолько разные посмертные маршруты. Нет, всё-таки церковники чисто по-русски просто ограничивают свободу выбора. Как и родное государство - прописка, регистрация, справка. Туда - нельзя, сюда – нельзя. Чтоб не сбегали в самоволку. Если разобраться, даже Христос был самоубийцей. Гонево церковное. Вернее всего, после смерти душа погружается в тёплый тихий кольцевой поток и бездумно кружит по тёмным заводям. А, может, и нет никаких заводей. Просто – обрыв, тьма, пустота. Ничто. Я развернулся через две сплошных и поехал в сторону центра, рассчитывая на самую ближнюю точку – казино «Бакара», напротив рынка ( так чурбаны и написали: «Бакара» с одним «К»). Не доехал, остановили с противоположной стороны улицы. Двое чёрных с резкими движениями и прыгающими глазами. - На Хавскую. Зна-и-иш? - Знаю. Сколько денег? - «Скол-ка де-ниг», - издевательски повторил чёрный. – «Сколка у меня дениг» – я знаю, и тибья это не ебь-ёт. Ти понял?! Я спрашиваю – ти понял?! Его отодвинул второй, постарше. - Твоя машина, твоя услуга. Что ты, как дурачок, у нас цену спрашиваешь? Говори цену, я убавлю, ты немножко добавишь, и поедем. Да-а? Я засмеялся. Действительно, глупо. Типа, я пришёл на рынок, ткнул пальцем в абрикосы. А продавец спрашивает: « Сколько стоит?» - Тысяча. - Ну, ты про тысячу даже для полвторого ночи ебанул - не подумал. Шестьсот рублей – за глаза. Поехали Не дожидаясь моего согласия, он кивнул Резкому, вдвоём сели на заднее сиденье, загорготали, закурили. - Курить бу-диш? - Нет. - Чито такой сап-сем кислый? Ба-леиш? Денги нет? Ну, ладно, вези-вези, толко на дорогу смотри, а не себе в башку. - Мне заправиться надо, бензин на нуле. - Давай. Только быстро. У Черемушкинского рынка поворот направо, на Нахимовский, и ещё раз направо, на Архитектора Власова, мимо Армян-сервиса в горку, на заправку. - Вы мне…это…на заправку дайте. - У тебя бензина нет? И денег нет? Может, тебе ещё машину помыть, квартиру отремонтировать? Потом попросишь жену твою трахнуть, а-а?! Вот тебе четыреста рублей, заправляйся, ставка теперь твоя не шестьсот, а пятьсот. - Почему? - Да потому что ты наше время тратишь, у нас деньги из оборота вынул раньше времени, - и засмеялись. Да и хер бы с ними. И при жизни всегда спасовал перед черножопыми, а тут-то и подавно залупаться нечего. Что потерял – того не доберёшь. - На Хавскую куда вам? В начало, в конец? - Около дома 3. Заправились, развернулись и, свернув на Вавилова, быстро проскочили на Орджоникидзе, у крематория повернули к Донскому монастырю, через Шаболовку на Хавскую. - Ма-ла-дес! Быстро! Ладна, я не мелочник, вот твои двести. Подожди сорок минут, мы выйдем, отвезёшь нас за две тысячи на Огородный проезд – зна-иш? За ожидание – отдельно пиццот. Я хмыкнул про себя. Огородный проезд, вьетнамский квартальчик. Резким черножопым только туда и ехать в три часа ночи. - Только деньги сразу отдайте. - Не захотим давать – не дадим. Захотим отобрать, так и потом отберём. Вместе с машиной. Но мы луди бедный, у нас такой машина на ремонт столко денег нет. А вообще(«воопше»), нам постоянный ночной водитель нужен. Ты Москву хорошо зна-иш? Я кивнул. Москву я, в самом деле, знаю хорошо. Отработал три года в такси, два – на персоналке и пять во всяких ВИП-извозах. Руки с баранкой слиплись. - Четыре тысячи за ночь, бензин отдельно. Днём: хочешь - спишь, хочешь – работаешь, но только ночью, с девяти до семи, чтоб был всегда шустрый. Как бензопила. Хо-чиш? ….Толко за машиной ухаживай. Это что? – он ткнул пальцем в иконку-наклейку Николая Угодника на передней панели: - Бог? А почему такой пыльный? В Бога веришь, а его не чистишь? Сап-сем глюпий? На Бога не надейся, только на свои руки и голову надейся, понял? Всё в наших руках – это я тебе говорю. Будешь шустрый – всё будит. Будешь кислый – ничего не будит. … Давай думай. Придём, решим. Четыре тысячи, бензин отдельно.